Легкое средство к усвоению святой жизни христианской.

(Неизданное поучение святителя Феофана в 23-ю неделю по пятидесятнице, из рукописей его 1840-х годов).

Того бо есмы творение, создани во Христе Иисусе на дела благая, яже прежде уготова Бог да в них ходим (Еф. 2, 10).

Так, братие, христианская жизнь и святость, истинный христианин и человек святый суть одно и тоже. Тот только и христианин, кто творит дела благая, и та только жизнь христианская, которая есть непрерывная цепь благих дел. Христианин на то и создан благодатию Иисуса Христа в крещении, чтобы творить только благое, чтобы служить непрерывно Богу живу и истинну, чтобы быть постоянным ревнителем добрым делам. Он – Ангел на земле, и еще более – сын Божий. Все в нем чисто и свято от души до тела, от внутреннего до внешнего, от простого взгляда до полного преднамеренного и обдуманного действия. Блажен тот человек, коего жизнь течет, как струя чистой воды, в прекрасном, стройном, ангельском виде. Кто не пожелает ревновать по ней? Кто не пожелает стяжать небесную красоту и облечься ею?

А есть братие, средство к тому, и средство самое легкое из всех, какие даны нам к совершению не легкого дела нашего спасения. Оно состоит в блюдении чистоты мыслей. Надобно так устроить свои мысли, чтобы ни один предмет не только соблазнительный, даже простой не поучительный, не входил в нашу душу, так держать ум, чтобы он занимался только Богом и божественными вещами, чтобы постоянно Его видел как бы пред собою Вездесущего, и ни на одно мгновение не отклонил от Него своих взоров. Надобно размышлять или о Божиих свойствах, или о Божиих делах, или о спасении человеков, или о погибели их, об Иисусе Христе, об Ангелах и Святых, - и о других спасительных предметах. - Когда мы таким образом будем блюсти чистоту в мыслях, кагда мы будем думать только о добром и спасительном, то от добрых мыслей непременно родятся у нас и добрые чувствования; а добрых мыслей и чувств произойдут и добрые расположения, далее добрые дела и доброе поведение. И мы значит достигнем того, чего ищем – жизни непорочной и богоугодной.

Добрые и благочестивые мысли подобны лучам солнечным. Лучи солнца, падая на холодную и бесплодную землю, согревают и оплодотворяют ее, так и добрые мысли – касаясь нашего холодного и плотяного сердца согревают его и рождают в нем святые чувства, и чем более кто держать будет духовных мыслей над сердцем, тем оно и само будет духовнее, мягче, чувствительнее. Так, напр., если кто размышляет о благости Божией, тот сначала может и ничего не чувствовать; но если далее подержит мысль свою на сем одном предмете, то сердце его начнет мало-по-малу приходить в движение, и чем более он будет думать о благости, чем более будет постигать и яснее изображать ее в своих мыслях, тем более в нем будет возрастать и расширяться чувство души, наконец же он всецело проникнется чувством благости Божией, и с сих пор человек и сам станем подражать в благости Господу. Тоже произойдет, если кто станет думать и о другом каком благочестивом предмете, напр., о страшном суде. Сначала душа может и ничего не чувствовать; а потом мало-по-малу начнет трогаться все более и более, живее и живее, смотря по степени живости и ясности, с какою будет раскрываться в его мыслях картина страшного суда, наконец в сердце возродится полное чувство страха и трепета, и человек с тех пор станет бегать всякого греха, как огня геенского. - Итак, братие, несомненно, что если у нас на душе будут добрые мысли, то вместе с тем будут и добрые чувства, затем добрые расположения и добрые дела, и мы тогда будем на самом деле Божие творение, на дела благая во Христе Иисусе созданное, и являющее их, будем действительными ревнителями добрым делам. Возлюбив христианскую жизнь добрую и благообразную, возлюбим и добрые мысли: так их устроим, чтоб в них не было ничего земного, суетного, пустого, а было одно небесное, святое, божественное.

Не думайте, чтобы это было слишком трудно, и чтобы нельзя было совсем выполнить спасительного правила благомыслия. - Не справедливо. Трудно правда будет сие занятие несколько времени, но только сначала. Чем же более кто будет упражняться в сем святом деле, тем оно будет для него легче и приятнее. Душа наша походит на резвое дитя. Не хочется ей быть в себе самой, как дитяти не хочется сидеть дома на одном месте: беспрестанно рассеивается она и блуждает по разным предметам. Но как дитя приучают к тихости; так можно приучить и душу к постоянству, т. е. приучить к тому, чтобы она пребывала внутрь себя и занималась спасительными размышлениями о Боге и вообще о божественных вещах. - Надобно только понудить себя к тому, надобно, не жалея себя, противиться душе, и не пущать ее в мир к суетным вещам. Сначала это будет скорбно и не угодно душе, мало-по-малу потом она будет привыкать к такому занятию, а далее будет находить в нем уже приятность и наслаждение. - И всякое дело трудно сначала. - Трудно писать, трудно читать, трудно петь тому, кто начинает только учиться сему. Но кто приучится и привыкнет напр., писать, тому не только не трудно, даже хочется писать: он находит в том удовольствие. - Так и здесь. Трудно на первый раз держать душу постоянном напряжении на духовные предметы: но потрудимся и понудим себя к тому несколько времени и заметим сами, что сие трудное дело значительно облегчится; потрудимся еще и еще понудим себя – оно еще станет легче, и, чем более будем упражняться в богомыслии, тем сие занятие будет легче и приятнее, под конец же исчезнет всякий труд, и мы будем чувствовать неприятность, будем скучать и тяготиться не тем, что занимаемся небом и небесными вещами; но тем, что не занимаемся ими, или занимаемся другим чем. Кто вкусит сладкого, тому отвратительно горькое: а в богомыслии – всякое веселие, и всякая радость и блаженство. Та душа, которая думает только о божественных предметах, живет как бы в раю, окружена божественным невещественным светом, разливающим блаженство, и входя в общение с Богом всеблаженным – блаженствует. В той жизни, которую она провождает есть полнота всяких наслаждений и "тамо, - говорит Святитель Христов Димитрий Ростовский, - тишина и покой, тамо безбоязнство и беспечалие, тамо сокровище и вечное наслаждение, тамо радость, веселие, тамо красота, сладость и всякое утешение.” Кто не пожелает стяжать такое сокровище?!

Одно только, братие, несколько законное можем мы представить препятствие к беспрерывному занятию богомыслием. - Это необходимое развлечение внешними предметами. Живем в мире, среди сует, поминутно встречаем обстоятельства, отвлекающие нас от неба. Как при сем держать мысль вперенною в Бога? Увидишь что или услышишь – тем и займешься, а уже не тем, чем бы хотел, не небом и не небесными вещами. - Справедливое оправдание; но всему этому мы сами причиною. Сами мы причиною, что вещи развлекают нас, а не собирают, разоряют, а не созидают. Какая-нибудь вещь развлекает нас, потому что мы привыкли соединять с нею не благочестивые мысли. - Если же приучить себя соединять с нею благие помышления, то она перестанет для нас быть соблазнительною и суетною. - Напр. видим золото, и тотчас помышляем – о нарядах, о вкусных явствах, об угощениях и других суетных предметах, какие могли бы приобресть помощию сего золота. Золото соблазнило нас и дало повод если не сделать, то подумать о делах не богоугодных, но соблазнило потому, что мы не знали до сих пор лучшего золоту назначения. Если бы мы привыкли в золоте видеть не средство к удовлетворению наших пожеланий, а средство к творению добродетели: то вместо соблазна встреча с ним была бы для нас благочестивым поучением; тогда, посмотря на золото, мы подумали бы: если бы это золото было наше, то мы того-то избавили бы от беды, тому-то доставили бы пропитание, того-то вылечили от болезни, и проч. Золото не соблазнило бы нас, а напротив подало повод обнаружить и укрепить доброе наше расположение. Так видите, - мир и все вещи мирские соблазняют, и отдаляют нашу мысль от Бога только потому, что мы соблазнительно и неблагочестиво смотрим на них. Станем смотреть на них иначе и вместо соблазна они будут составлять для нас назидание: оденем их, так сказать, небесным покрывалом, и вместо того, чтобы отвлекать нас от неба, они будут возводить к небу. Благочестивые люди давно заметили, что окружающие нас вещи действительно могут отвлекать наши мысли от Бога и осуечать душу, а потому всеми мерами старались дать им духовное значение, а после уже не иначе и представлять их, как под сим духовным значением. Когда они видели горящую свечу, она значила у них не просто только свечу, но нечто и другое, напр. - жизнь, которая сокращается подобно тому, как умаляется свеча; когда смотрели на зеркало, то думали не о зеркале, но от него переносили мысль свою на другой, духовный предмет, напр. - на совесть, которая также изображает чистоту или нечистоту состояния души, как зеркало чистоту или нечистоту тела. Встречая какой-нибудь случай, они представляли его совсем не в том значении, какое он обыкновенно имеет: слыша, напр., что один человек говорит другому: что ты здесь медлишь, тебя отец давно ждет, - они думали совсем о другом, нежели о чем заставляют думать слова сии: - воображали грешника, удалившегося от Бога, который как отец ждет его и зовет к Себе разными способами. Оградив себя такими мыслями и как бы написав на каждой вещи ее духовное значение благочестивые не столько уже опасались соблазна со стороны мира и вещей мирских. Ж0ивя среди суеты, они как бы не знали ее и не прикасались к ней. Мир и прелести его исчезали пред их Богом хранимою мыслию, а вместо того построевался другой поучительный, духовный, таинственный мир, живя в котором они жили как бы на небе.

Так поступали святые мужи, так советовали поступать всем, желающим и ищущим спасения. Мир точно есть сеть; но в нашей воле состоит снять сию сеть, - снять с него покров соблазна, и облечь в одежду духовную, небесную. - Для сего, братие, осмотрим все окружающие нас вещи, перечислим все неизбежные для нас случаи и всему дадим поучительное значение. Пусть все, одежда и пища, дом и открытое место, сон и бодрствование, разговор и молчание, утро и вечер, полдень и полночь, - пусть все поучает, назидает и возводит нас к небу. Перевесть обыкновенное значение вещей на духовное очень не трудно: всякий, у кого есть здравый смысл и усердие, легко сделает это сам. - Впрочем если и полное усердие и сила требуют руководства в деле новом и необыкновенном, предложим вам образцы для примера. - Многие ревнители благочестия одухотворяли чувственные вещи и опыты своих трудов оставили нам. Вот целая книга таких опытов. Их оставил нам благочестивейший, всем известный архипастырь Воронежский Тихон – под заглавием: Сокровище духовное от мира собираемое. - Здесь он все одухотворяет – и вещи и случаи.... - Будем читать их по воскресным и праздничным дням, избирая наиболее такие, кои были бы не только назидательны, но и приучали бы нас самих к такому же умному деланию. - Если бы беседа наша не продолжалась так долго теперь можно бы и прочитать что нибудь. Внимание ваше утомлено, потому оставляем сие до следующего богослужения, пожелав вам непрерывного богомыслия в сей промежуток времени – по крайней мере ревности и напряжения к богомыслию. Господь да укрепит вас. Аминь.

Душеполезный собеседник, 1900, вып. 11, с. 329—334.